Писатель Федор Михайлович Достоевский в действительности был по своему психотипу ЭИЭ с дополнительно усиленными БИ и ЧС (это мы далее докажем детально и подробно). Типичным ЭИИ он безусловно не был, и у него даже не было дополнительного к чертам «Гамлета» акцента в сторону усиления каких-либо черт ЭИИ. Акценты у него были, но они вели совсем в другую сторону. У Федора Михайловича относительно норм типа ЭИЭ была резко усилена БИ (что придавало ему отдельные «есевские» мечтательные и непрактичные черты), усилена была и ЧС (вместе же всё это усиливало его бетанские, решительные, а также и иррациональные черты), а вот обе логики были существенно ослаблены (и особенно ЧЛ). Очень слабой (болевой) функцией была и его БС. В целом его функциональный профиль был несколько смещен от среднестатистического ЭИЭ в иррационально-решительную и отчасти интровертную сторону (за счет усиления БИ и ЧС) и притом он был, всё же, намного ближе к образцам ЭИЭ и ИЭИ, нежели ЭИИ. Дополнительные к типу ЭИЭ психологические акценты, имевшиеся у Достоевского, его к типу ЭИИ не приближали, а, совсем напротив, удаляли.

ЛСИ логического терминального подтипа. Безусловно не ЛИИ (родоначальница соционики Аушра Аугустинаучюте в его типировании ошиблась). Французский адвокат 18 века, формальный демократ-популист (как и многие российские большевики-бетанцы, включая Сталина), стремившийся к свержению монархии и построению жесткого «государства единомыслия» с постоянной опорой власти на социальные низы. Считал необходимым физическое уничтожение не только аристократии, но и среднего класса. По взглядам и практической политике был действительно очень близок к позднейшим российским большевикам (как известно, в политическом большевизме преобладала вторая психологическая квадра, к которой принадлежит ЛСИ, но никак не ЛИИ). Тем не менее, существует старая соционическая традиция относить М.Робеспьера, благодаря первым работам А.Аугустинавичюте, определившей его по каким-то поверхностным поводам в число ЛИИ, к соционическим «аналитикам». Здесь мы поделимся сомнениями и поспорим на этот счет. Дело не только в «большевизме» Робеспьера и политике террора, намного более характерных для второй квадры. В конце концов, некоторые историки считают, что такая политика в тот момент была во Франции вынужденной и потому почти неизбежной для любого умного правительства, пытающегося предотвратить голодные бунты и контрреволюционный переворот. Важнее то, что Робеспьер был сразу поставлен Конвентом во главе не каких-то законодательных комиссий, а исполнительной власти (а такое даже в революционное время редко выпадает на долю интуитов). И еще — Робеспьер, став во главе Правительства, сразу же не только стал напирать в своей политике на репрессии, и не только проявил огромную, немыслимую для ЛИИ ловкость в политических интригах, но и стал возвращать позиции христианской церкви и сворачивать атеистическую пропаганду, хотя сам был не верующим. Каковы бы ни были политические причины такого ренегатства, но ЛСИ на него действительно пошел бы легко и без проблем, если бы побуждался политической целесообразностью, а ЛИИ колебался бы гораздо сильнее и дольше, потому что именно для ЛИИ эпохи французского просветительства (воюющего с церковью во имя научной истины) это было бы изменой главным жизненным принципам. Аргумент «за ЛИИ» в виде якобы демократических (на самом деле — псевдодемократических) взглядов М.Робеспьера опровергается уже тем, что у многих русских большевиков-ЛСИ (тех же Максима Горького или И.Сталина) были накануне русской пролетарской революции в точности такие же вполне «демократические» взгляды, причем отстаивали они их совершенно искренне. Вполне аналогичной тягой к «справедливости во имя социальных низов» был охвачен и другой известный политик-ЛСИ, чилиец Сальвадор Альенде.